Дорогой Михаил Александрович,
Меня очень смущает, как бы вследствие отсутствия сведений о выставочном плане Тюльпинка не произошло каких бы вредящих делу задержек. Вы знаете, насколько и я и все наши сотрудники доброжелательны ко всему полезному, строительному, что только в силах наших. Между тем идет неделя за неделей, и я чувствую, что не только для настоящего, но и для ближайшего будущего многое затрудняется.
В былое время, когда я предлагал какой-либо проект, то от меня требовали совершенно четкого ответа по трем пунктам. Первый: подробное изложение самого проекта. Второй: указание, сколько средств и сил потребует исполнение проекта. Третий: заключение – какой именно непосредственный и определенный результат автор предвидит.
С последней февральской почтой 28 февраля Вашего письма не было, но мадам де Во препроводила мне письмо г-на Тюльпинка. В этих письмах заключался частичный ответ на второй пункт о средствах. Конечно, спрошенные Тюльпинком 50 тысяч бельг[ийских] франков не есть ни хозяйственный план, ни бюджет. Надеюсь, что г-н Тюльпинк в своем следующем письме это обстоятельство деталирует больше и тем облегчит задачу нашего американского Комитета, занятого изысканием средств для фонда Пакта. Конечно, мы все вполне сочувственно относимся к каждой манифестации Пакта и Знамени. Если даже выставка будет в таком маленьком городе как Брюгге, то среди паломничеств Знамени и такое паломничество должно быть принято благожелательно. Потому я телеграфно сообщил в Америку, рекомендуя Комитету фонда принять в ближайшее внимание означенную Тюльпинком сумму в 50 тысяч бельг[ийских] франков. Если бы наш Парижский Центр запросил Тюльпинка незамедлительно представить письменные соображения по всем вышесказанным пунктам, то, я убежден, дело выставки значительно подвинулось бы. Теперь уже март на дворе, и только теперь впервые мы получили хотя бы общую цифру, желательную Тюльпинком. А ведь я запрашивал о всех ближайших соображениях Тюльпинка еще в октябре. На что он мне никогда обстоятельно не ответил. Насколько я знаю, при свидании с мисс Лихтман Тюльпинк и ей сообщал в совершенно неопределенных выражениях и, таким образом, она могла выразить сочувствие лишь общей идее, но, конечно, не могла составить никакого определенного доклада. Г-н Тюльпинк знает отлично, что в Учреждениях, где существует годовой бюджет, никакие суммы не могут быть изобретаемы из воздуха.
Так же точно уже с осени было объявлено об учреждении целого ряда особых Комитетов для образования специальных фондов. К сожалению, очень многие не хотели понять чисто образовательную цель этих фондов, и это обстоятельство не могло помочь быстрому осуществлению фондов, а в том числе и фонду, потребному для г-на Тюльпинка. В письмах моих и декларациях Парижскому Центру я и предполагал, что г-н Тюльпинк наверно потребует каких-либо сумм от Америки, и деятельность Комитета для фонда Пакта, казалось, именно ему должна бы быть особенно близка. Не знаю, понимает ли г-н Тюльпинк, [что] должен относиться к деятельности этого Комитета очень бережно. Я первый жалею о том, что г-н Тюльпинк с сентября месяца упустил столько ценного времени, не установив сразу точного плана и как бы пренебрегая тем подробным письмом, в котором я его запрашивал. Ошибки всегда отстукиваются со временем, но я первый не хотел бы, чтобы бездеятельность г-на Тюльпинка отразилась на паломничестве Пакта и Знамени в Центральной Европе. Г-н Тюльпинк сообщает, что отсутствие выставки в этом году значило бы смерть Союза. Это заявление я решительно не могу понять. Оно равнялось бы тому, если бы я сказал, что отложение предложенного мною журнала «Орифламма» равнялось бы смерти Союза, но таким заявлением я лишь обнаружил бы узкость мышления. Какое отношение до жизни самой идеи Пакта, до жизни Союза Пакта может иметь соображение, начнется ли «Орифламма» в январе этого или будущего года, или откроется та или другая выставка в марте, июне или октябре? Идея сама по себе живет не в журнале, не в выставке, но живет в сердцах человеческих; Красный Крест осуществился не в силу одной какой-либо хирургической выставки, но в силу своего гуманитарного, общечеловеческого знания. Я отлично понимаю, что осуществление журнала «Орифламма» сейчас невозможно по финансовым соображениям, но, как видите, говорю об этом совершенно спокойно, так же как сама идея Пакта уже с 1904 года постепенно разворачивается без всякого аларма¹, и все мировые события лишь подтверждают, насколько сама идея нужна человечеству. Если я спокойно говорю об отложении журнала, «Орифламмы», то ведь и для г-на Тюльпинка выставка не есть же один свет в окошке. Выставка есть лишь одна из тысячных возможностей возвещения Пакта и Знамени. А мировые события даже и без выставок и журналов опять повелительно указывают на жизненность и необходимость и Пакта и Знамени. Между прочим, заслуживает внимания, что симпатии к Пакту и Знамени вспыхивают в таких местах, где менее всего можно было бы их предполагать. Но об этом я поговорю когда-либо особо.
Теперь же вернемся к выставке г-на Тюльпинка. Вы знаете мою хозяйственную бережливость, и в хозяйстве каждый камень годится для постройки, потому и к выставке г-на Тюльпинка отнесемся с полным доброжелательством. Попросите его для пользы и ускорения дела в толковом меморандуме ответить на три сказанные в начале письма обстоятельства. Ведь американский Комитет, обращаясь к сочувствующим лицам, должен показать им, почему сие важно и во-первых, и во-вторых, и в-третьих. Тут уже не может быть никакого разделения на американское и европейское мышление. Как в Америке, совершенно также и в Европе, и в Азии участвующие хотят знать точные обстоятельства предложений. Чем короче, чем убедительнее построен идейный и хозяйственный план, тем легче и ответ. И самому предлагающему гораздо легче, если он уточнит все свои доводы. Из-за неточности произошла вся та прискорбная мне переписка, отнявшая у нас у всех столько времени и энергии, и оставившая, несомненно, сердечные раны. Потому, вступая теперь на путь особо обереженной точности, будем проводить ее теперь же, не допуская ни в каких предложениях и сообщениях возможности вредных толкований. Вредителей очень много как по европейскому, так и по американскому мышлению, прибавим – и по азиатскому. Наше коренное желание, чтобы дела, направленные на благо человечества, были кристально чисты, становились бы понятными всякому мышлению, ибо лишь темные силы в конце концов будут противодействовать просвещению, образованию и всему благому строительству. Пусть в органах, самозванно именующих себя Возрождением, темные силы занимаются клеветою, которой и я, и Вы, и многие другие были встречены. Сказал один великий мудрец Востока, что если бы не колокола клеветы, то «благодарное» человечество похоронило бы в забвении своих лучших сынов. Кроме того, Вы знаете мою статью «Похвала врагам», потому и к этому обстоятельству отнесемся спокойно, ведь формулы врагов обычно неумаляющи и обширнее часто застенчивых суждений друзей. Это все неважно, лишь бы продолжалось строительство и благие основы противоставлялись темному разрушению и разложению. Радуюсь я будущей выставке г-на Тюльпинка тем более, ибо, как видите, она дает мне возможность еще раз напитать пространство созидательными зовами. Одно только хотелось бы мне добавить г-ну Тюльпинку, что ни от самой выставки, ни от журнала, ни от всяких других отдельных манифестаций не зависит жизненность самой идеи. Сам Тюльпинк в Соборе Святой Крови на освященном Знамени вместе с Вами со всеми принес сердечную клятву о проведении в жизнь идеи Пакта о сохранении истинных сокровищ человечества. После Высочайшего понятия Святой Крови, после уже совершившегося освящения Знамени все наши отдельные предложения являются лишь малыми подробностями, и сроки этих подробностей так незначительны в сравнении с малейшею каплею Священной Крови. Если в дело Пакта и Знамени уже вошли эти Высочайшие понятия, то и малейшие подробности приложатся. Кончу на том, что со своей стороны мы рекомендовали Комитету фонда Пакта и Знамени поддержать идею выставки Тюльпинка и будем надеяться, что и сам г-н Тюльпинк основательным Меморандумом и точностью соображений своих поддержит это свое предложение.
Конечно, жаль, что г-н Тюльпинк упустил уже более четырех месяцев ценного времени, но будем иметь большую надежду, что и эта его задержка не отразится на выставке, которая ему представляется так важной. Я убежден, что хотя г-н Тюльпинк, по-видимому, восставал против действия американского Комитета, но американский Комитет проявит полную терпимость и сделает все в пределах возможностей. Со своей стороны я, конечно, могу рекомендовать американскому Комитету выставку лишь в самых общих выражениях, ибо сам я, повторяю, не знаю никакого плана этого проекта. Мне приходилось устраивать такое множество выставок настолько разнообразных, что очень трудно судить, к какому именно типу принадлежит проект г-на Тюльпинка. Впрочем, вопреки мнению г-на Каппара о г-не Тюльпинке, думаю, что его проект вполне обдуман, точен, преследует определенные полезные цели и доставит нам всем много радости. Если Вы знаете больше меня об этой выставке, то очень прошу Вас поделиться со мною всеми Вашими осведомлениями. Сообщите также и Ваш план о движении Пакта; ведь присоединились миллионы людей и много учреждений и организаций. Твердо надеюсь, что будущая почта принесет мне сообщение Ваше и вообще фактически подвинет многие дела. Будете добры ознакомить наш Европ[ейский] Центр с этим моим письмом, ибо, как видите, вместо частного письма оно пришло в состояние декларации. Это хорошее слово – декларация, ибо оно все делает ясно. Сообщите также г-ну Тюльпинку о моем принципиально благожелательном отношении к идее выставки, а также ободрите его тем, что существование или несуществование одной выставки никогда не убьет ни идею Пакта, ни организаций около Пакта существующих. Благо человечества как закон совершенствования бессмертно, какие бы временные трудности его ни окружали.
Передайте наш общий сердечный привет Вашей семье и всем друзьям.

[1] Alarm (англ.) – тревога.