Дорогой Николай Константинович,

Это письмо о моих впечатлениях после Брюгге (и Гааги) я пишу Вам опять из Мюнстера – на перепутье в Осло, где в этом году собирается известный «Institut de Droit International» [1] и куда я выезжаю сегодня вечером. Так как я не писал Вам целый месяц, позвольте изложить Вам разные «idées et faits» [2] в их хронологической последовательности. Выехав вскоре после моего письма № 10 из Мюнстера в Париж и пробыв там несколько дней (в течение которых было несколько совещаний на rue de Poitiers), я провел неделю в Гааге, – с которой и начинаю свою хронику.

I. Я воспользовался своими лекциями в Гааге, чтобы заинтересовать некоторых влиятельных людей нашим делом. Это было тем более желательно, что Тюльпинк ссылался на не особенно пылкий отклик со стороны Голландии. И действительно, общий «колорит» там был тот, что там только все удивлялись, как это нам (то есть, Тюльпинку – это его заслуга) удалось еще устроить выставку в Брюгге в таком году как настоящий, когда положение в Бельгии такое исключительно серьезное, и когда там можно ожидать если не прямой революции, то забастовок и пр. (что и случилось как раз во время нашего пребывания в Брюгге). Как бы то ни было, никто не отрицает значительности поднятого Вами вопроса, и только сожалеют, что в Голландии большая публика почти совсем не осведомлена о нашем движении. Вследствие этого я прежде всего имел длительный разговор – и заручился полными его симпатиями – с директором центрального информационного учреждения по международным делам в Голландии – «Institut Intermédiaire International» – г-ном Торли-Дувелом, которому передал всю нашу нужную «литературу» и полный адрес которого (с соответствующими пояснениями) я передал в Брюгге и Шкляверу и Тюльпинку. Такое же «посвящение» я сделал и с весьма энергичным и интересующимся международными вопросами приват-доцентом д-ром Энтховеном. Наконец, пользуясь старинными хорошими отношениями с одним из членов польской миссии в Гааге г-ном де Гамрат-Сулимой, я тоже снабдил его нашей литературой, объяснил, в чем дело (он был совершенно не в курсе), и надеюсь, что ему удастся выяснить – «sous-main» [3] – чем, собственно, объясняется внезапное резко отрицательное отношение Польши к выставке. Оно мне совершенно не понятно (другое дело Германия), и тут наверно сыграл известную роль какой-нибудь недоброжелатель. (Не думаю, чтобы Философов, ибо едва ли он пользуется каким-либо влиянием у поляков.)

II. Из Гааги я прибыл в Брюгге 6 августа и уехал оттуда 9-го. Наши собрания продолжались всего только два дня (7 и 8), причем бельгийцы и не думали скрывать, что все интересы в Бельгии лежат сейчас совсем в другой плоскости. Многое там напоминает, действительно, наше предреволюционное время. Дай Бог, чтобы им удалось с ним справиться удачнее, чем нашему отечеству… Кстати сказать, вероятно именно этими «внутренними» соображениями и объясняется приближение срока нашей конференции (о чем Вы мне писали) на целый месяц. Я лично узнал об этой перемене сроков еще позже, чем Вы, в Индии, и если бы Тюльпинку заблагорассудилось назначить съезд (никого, конечно, не спросясь) несколькими днями позже, то при всем желании на нем присутствовать мне это не удалось бы (в Осло – где я член двух комиссий – я должен быть уже 13 августа; выезжаю туда сегодня вечером). Как бы то ни было, съезд благополучно состоялся, и я должен сказать, что, несмотря на несколько меньшую торжественность, чем в прошлом году, он меня удовлетворил с деловой точки зрения. Теперь я и доложу Вам свои главные впечатления о выставке, о конференции и о «будущих перспективах».

1) Выставка производит наилучшее впечатление – и в этом все согласны. Устроена она с большим вкусом; громадные «panneaux» [4] с огромным количеством интереснейших фотографий (особенно отличилась Франция) прерываются для глаза отдельными экспонатами скульптуры, живописи, старинной мебели, оригинальной утвари и пр. и различными флагами, главным образом бельгийскими, и «Banner of Peace» [5]. Центр, конечно, – зала, посвященная Вашим картинам: настоящее ожерелье драгоценных жемчужин, среди которых всеобщее изумление и восторг возбуждают, само собой, «Мадонна» и «Святой Франциск». Мои чувства, как «профана», могут Вас не интересовать, но я передам только общее мнение, когда скажу, что, напр[имер], бархат на платье Мадонны и сияние у св. Франциска производят прямо волшебное впечатление. Официальный осмотр выставки с пояснениями-лекциями по бельгийскому (г-н Фраси), французскому (г-н Ре де Вийет) и русскому (граф Рошфор) отделам также оказался очень удачным и интересным.

2) Что касается деловой части программы – т.е. речей 7 августа и длительного обсуждения разных вопросов 8-го – то подробности Вы, конечно, узнаете, и текст речей прочтете в донесениях Шклявера (который, кстати сказать, был совершенно на высоте задачи). Ограничусь поэтому лишь главными пунктами:

Очень важно было положить фактическое основание тому, что теперь уже называется «Fondation Nicolas de Roerich á Brugge» [6]. На это сейчас же отозвался представитель города Парижа и официально заявил, что Парижский Муниципалитет не преминет, со своей стороны, прислать известный художественный дар для этого нового музея.

Прекрасна также мысль (Тюльпинка) об основании особой «Fédération de la presse mondiale pour le Pacte Roerich et la Bannière de Paix» [7]. Присутствовавшими представителями прессы эта мысль была принята очень хорошо, но, конечно, нужно еще посмотреть, как практически справиться с этой задачей… В Европе, увы, кто говорит «пресса», – должен сейчас же думать о «презренном металле», ибо, в частности, французы совсем невозможны в этом отношении!

Мною был ребром поставлен вопрос о дальнейшем официальном движении нашей задачи по отношению к международному признанию Пакта и Знамени. То есть со всей нужной деликатностью я заставил рассмотреть вопрос о практической возможности (или невозможности по тем или другим обстоятельствам) для Бельгийского Правительства осуществить ныне (как предполагалось раньше) его мысль об официальном проведении нужной международной конвенции либо через Лигу Наций, либо на Конференции о разоружении и т.д. Я очень рад констатировать, что ответ Тюльпинка (в противоположность упорным носившимся об этом слухам) не оказался прямо отрицательным (что меня не удивило бы ввиду исключительно трудного в политическом отношении времени, переживаемого Бельгией). Напротив, Т[юльпинк] категорически заявил, что вопрос этот служит как раз теперь предметом рассмотрения правительства, – т.е. точнее Министерства Иностр[анных] Дел – и что скоро можно будет знать окончательно, «a quoi nous on tenir» [8] в этом отношении. На случай, если бы Бельгия, в конце концов, отказалась быть застрельщицей в этом деле, конференция склонилась к мнению, что тогда – минуя Лигу Наций – следовало бы заинтересовать этим вопросом Ватикан (который о нем достаточно уже осведомлен). Любопытно, что первым выразителем этой мысли оказался… протестант по вероисповеданию, милейший г-н Ре де Вийет (обладающий одинаково хорошими связями во французских и художественных и правительственных кругах). Поддержал – и развил – эту мысль затем Ваш покорнейший слуга. Наши «фламандцы» были, видимо, удивлены и тронуты и – в случае, если бы до этого дело действительно дошло – решено признать необходимым в свое время послать в Рим депутацию Рериховских учреждений в лице одного католика, одного православного и одного протестанта.

3) «Будущие перспективы» и находятся, конечно, в непосредственной связи с только что изложенными соображениями. Необходимо здесь не обольщать себя надеждами на скорое продвижение дела, ибо Вы себе и представить не можете, дорогой Николай Константинович, до какой степени теперь всё и вся в Европе поглощены совсем другими вопросами… Иногда слишком большим настоянием на проведении дела можно его только погубить – и самих себя скомпрометировать в качестве «не-реальных» людей, не желающих видеть, в каком кризисе тут решительно все находится. Тем не менее, я теперь же, не теряя времени, буду зондировать и подготовлять почву дальше.

III. Это случится, надеюсь, на конференции Института межд[ународного] права в Осло. Я везу туда разные наши материалы и постараюсь иметь ряд совещаний с разными нашими «Sommités» [9] по вопросу Пакта и Знамени. Знаю, что некоторые из них (Политис!) нам прямо враждебны; другие (Ла Прадель) очень дружественны. С этим последним я уже имел также обмен мнений в Гааге и добился его разрешения для немедленного напечатания отчета о Брюгге в его парижской «Revue de droit international» [10]. (Шклявер об этом предупрежден.)

Last, not least [11], дорогой Николай Константинович, – сердечнейшая благодарность за Ваш «Знак 2-й ст[епени]» и низкий поклон всей Вашей дорогой семье.

Душевно Ваш

М.Таубе

Отдел рукописей МЦР.
Ф. 1. Вр. № 8075. Л. 39–40об.