Если с одной стороны будут призывы к разрушению храмов,
музеев и всех культурных сокровищ; если темная рать будет
призывать к разрушению всех Рафаэлей, то насколько сильнее
и звонче должны звучать голоса, понимающие, что лишь
духовными ценностями будет живо человечество.
Н.К.Рерих

XX столетие до предела обострило противоречие между созидательными и разрушительными началами в истории, до предела обесценило жизнь человека, поставило под вопрос само существование человечества. Сосредоточив гигантские ресурсы смерти и разрушения, опробовав их в двух мировых войнах, люди начали отсчет срока вселенского апокалипсиса. И кажется: никакие интеллектуальные, моральные, духовные усилия уже не в силах остановить этот отсчет. И Дон-Кихотом представляется многим каждый, кто пытается это сделать, кто верует, будто красота спасет мир.

Самоубийство разума может наступить гораздо раньше, чем мы достигнем этого спасительного ориентира. Да и сам он, как показывает гибель сокровищ культуры в смертоносном пламени войн, межнациональных конфликтов, крупномасштабных террористических актов, может оказаться лишь соломинкой, за которую хватается утопающий. И тем не менее…
Соломинка-то соломинкой, но вот уже целый век – страшный, кровавый век турецкого геноцида в Армении, Освенцима, Хиросимы, ГУЛАГа, Боснии и Чечни – она удерживает нас всех на той грани, за которой – обвал в первобытность. Не потому ли «мы все еще живы, мы все еще живы»? Мы – человечество. Так, может, не так уж безнадежна для нас соломинка Красоты?
Минувший век породил немало пророков, уверовавших в ее спасительное начало. Но если надежда эта оправдается и в новом тысячелетии люди, разорвав замкнутый апокалипсический круг, придут к разумным устоям самоорганизации, самовыражения, предполагающим уважение к жизни, свободе, инакомыслию любой личности, тогда одно из первых слов благодарности они отдадут человеку, который все свои таланты, соизмеримые на шкале исторических оценок с гениальностью, положил на алтарь спасения сокровищ духа, науки, искусства и спасения таким путем нашего бытия на планете Земля. Речь – о Николае Рерихе и его Пакте – первом в истории общественном договоре, взявшем эти сокровища под международную защиту.
Что означает знак-символ, начертанный на его белом Знамени Мира: три алых круга на белом круге, заключенном в алое кольцо? Для меня и по сей день убедительна расшифровка, данная Н.К.Рерихом, которую много лет назад услышал от моего университетского Учителя, Ефима Степановича Ухалова: круги прошлого, настоящего и будущего, замкнутые воедино окружностью вечности. Теперь у самого Рериха в письме председателю парижского комитета Пакта Рериха барону М.А.Таубе прочел еще и такое объяснение:
«Наконец-то я могу Вам послать домашний снимок с моей последней картины, посвященной смыслу значения знака Знамени. <…> Что может быть древнее и подлиннее византийской концепции, уходящей в глубину веков к первому обобщенному христианству и так прекрасно претворенной в иконе Рублева “Святая Живоначальная Троица” Свято-Троицкой Сергиевской Лавры. Именно этот символ – символ древнейшего христианства, освещенный для нас также и именем Св. Сергия, подсказал мне наш знак, смысл которого выражен на прилагаемом снимке, сохранив все элементы и расположения их, согласно иконе Рублева» [1, с. 358].
Эта авторская трактовка отнюдь не перечеркивает – напротив, обогащает – привычное толкование: оба объяснения служат сопрягающей, соединительной, а не разъединяющей цели. Лобовое же, однозначное, буквальное восприятие великих творений и явлений культуры нередко приводит к нелепым обвинениям и противостояниям там, где их на самом деле нет.
Нашлись, например, критики, которые стали обвинять Рериха в том, что он в своем символе неточно воспроизвел пропорции рублевской «Троицы». На что Николай Константинович так отреагировал в одном из писем: «Не сообщите ли мне имена тех исключительных идиотов, которые привязываются и не понимают разницы значения идеи от слепой копии? Ведь когда я говорил о том, что первая идея Знака Знамени появилась у меня от иконы Св. Троицы в Сергиевской Лавре, то этим я вовсе не думал говорить ни о каком точном воспроизведении иконы. Одно дело идея Св. Троицы, а другое дело механическое расстояние между кругами» [1, с. 380].
Сама сокровенная идея Пакта Рериха, как видим, уходит корнями в глубины русской истории, в Сергиеву думу о единении Отечества – и земель его, и человеческих душ. Хотя свидетельство о рождении этому Пакту выдано на севере Европы, в бельгийском городе Брюгге.
В одном красочном рекламном издании мне встретилась статья «В далеком Брюгге мост Зеркал…» Это было приглашение к путешествию по Бельгии и Нидерландам: «Для российских туристов будет интересно посетить город-крепость Брюгге, где до сих пор сохранилась “Русская гавань” – место бойкой торговли, и домик Петра в Зандеме» [2]. Сообщается далее, что в том городе, который по роману Алексея Толстого, да и по российским энциклопедиям известен нам больше как Саардам, есть памятник русскому царю – он изображен плотником, обтесывающим передний брус бота. Есть мемориальная доска со словами Наполеона, которые он изрек, посетив домик Петра I: «Для великого человека нет ничего малого», и которые чем-то напоминают афоризм астронавта Армстронга, первым ступившего на Луну: «Маленький шаг человека – гигантский шаг человечества».
К сожалению, в рекламе – ни слова о другом нашем соотечественнике, Николае Рерихе, с именем которого связало эти края уже новейшее, наше время. А между тем сам Николай Константинович посвятил им проникновенные строки, которые могли бы украсить любой путеводитель: «Мы никогда не забудем посещений Брюгге. И колокола, которых нигде не услышишь; картины, как бы на местах их творения; улицы, хранящие следы великих послов Прекрасного; стук деревянных сабо по камням мостовой; наконец, столетняя кружевница, манящая в каморку, чтобы показать свое рукоделие. Сколько чудесного и в великом и в малом! И когда писалась опера “Принцесса Мален”, то именно карилльон Брюггских колоколов лег в основу вступительной темы. Посвящена была эта музыка мне, как выразителю образов Метерлинка и обожателю старого Брюгге. Ведь во имя Бельгии, во имя Брюгге я заклинал войну первого марта 1914 года картиною моею “Зарево”. Сейчас облики Мален и Брюгге в моих картинах живут в шести странах» [1, с. 80].
Здесь, в Брюгге, состоялась, как сказали бы теперь, презентация Пакта Рериха и освящение Знамени Мира в соборе Святой Крови. Здесь в 1931 и 1932 годах прошли две первые международные рериховские конференции в защиту культуры. Третья собралась в 1933 году в Вашингтоне. И там же в 1935 году Пакт Рериха подписали десятки стран. Его поддерживали крупнейшие политические и духовные лидеры того времени – папа римский, президент США Рузвельт, президент Чехословакии Масарик и еще множество президентов, королей, ученых, писателей.
14 мая 1954 года государствами, входящими в ООН, в Гааге была подписана «Конвенция о защите культурных ценностей в случае вооруженного конфликта». В основу ее положены идеи Пакта Рериха.
Разделяющие эти два документа два десятилетия вобрали в себя трагедию Второй мировой войны, гибель бесценных сокровищ искусства и их творцов, сделали до боли очевидной необходимость предотвратить новые трагедии, научиться разрешать межнациональные, классовые, религиозные конфликты бескровными способами.
Хорошо, если бы горький опыт учил нас спохватываться не задним числом, а загодя. В этом смысле живая, реальная история рождения Пакта Рериха в документах, письмах, очерках, эссе, статьях и обращениях, многие из которых публикуются впервые, может послужить нам всем содержательным уроком на завтра.
На полной документальной основе в новом свете предстает внутренний драматизм становления рериховских идей о спасении культуры. Если раньше в наших отечественных публикациях рисовалась довольно благостная картина чуть ли не триумфального шествия этих идей по параллелям и меридианам, по умам и душам, то теперь очевидным становится, что у них было много друзей, но было немало и противников.
Как-то само собой разумеющимся полагалось, что наша страна была в числе друзей. А между тем не случайно, что среди государств, упоминаемых в письмах и документах движения конца 1920-х – начала 1930-х годов за принятие Пакта Рериха, нет СССР. Не случайно, что с установлением советской власти в Прибалтике существовавшее там сильное Рериховское общество было закрыто, а некоторые из его руководителей даже оказались в Сибири. Не случайно в томе Большой Советской Энциклопедии, вышедшем в 1955 году, между «Рерберг» и «Рерум новарум» вообще нет слова «Рерих». Не случайно, наконец, и то, что вплоть до перестроечной гласности, даже во времена, когда Николай Константинович уже был включен в число официально признанных великих наших соотечественников, фундаментальное философское творение ЖИВАЯ ЭТИКА находилось под цензурным запретом.
Тому было свое объяснение. Именно в начале 1930-х Николай Рерих и общества его имени протестовали против сталинской «пятилетки безбожия», против варварского уничтожения Храма Христа Спасителя, Спаса на Бору, Симонова монастыря и других памятников древнерусской архитектуры. Это, естественно, не могло нравиться Сталину и его окружению. Как и то, что Рерих активно сотрудничал с самыми разными организациями и личностями, разделявшими его тревогу за культуру, независимо от их политической ориентации, в том числе и с представителями русской эмиграции. Николай Константинович встречался с президентами и королями, был даже на приеме у японского императора. Его принимали великие физики и философы, главы государств и религиозных конфессий. Встречался он в свое время и с советскими наркомами, что ныне подвигло некоторые жаждущие нездоровой сенсации головы на мысль возвести Рериха в ранг советского разведчика.
Если бы это было так, о, какое фантастическое воздействие мог бы оказать он – при своих связях буквально со всеми сильными мира сего – на ход современной истории, на повсеместное разжигание мировой революции! Но факты не оставляют камня на камне от этой, мягко говоря, «версии». Для того чтобы в этом убедиться, совсем даже не обязательно копаться в архивах спецслужб и выслушивать заверения, что Рерих никогда ничьим агентом не был. Достаточно прочесть предлагаемую вашему вниманию книгу, ознакомиться с тем, как Рерих оценивал надругательство тогдашних наших властей над культурой. Сколько раз он возвышал голос против торжества невежества, каковым считал разрушение храмов в России в 1930-е годы! Или кто-то полагает, что он обвинял советских вождей в варварстве и антигуманизме «в конспиративных целях»?!
Естественно, можно предположить, что разведки противоборствующих держав интересовались личностью Николая Константиновича, имевшего определенное влияние на современников, искали ключи и подходы к нему и его ближайшим сотрудникам. Наивно думать, что в мире, густо пронизанном силовыми линиями спецслужб, рериховское движение оказалось за пределами их интереса. Но фактом является и то, что духовный мир Рериха оказался выше этих интересов.
Чем больше обнародуется документов по истории рериховского движения, тем это становится очевиднее. Ибо смыслом подвижничества Рериха было не служение той или иной политической доктрине, тому или иному государству, а утверждение в душах и умах, в том числе и государственных умах, его собственной, если хотите, доктрины: лидирующей роли культуры в становлении и полнокровной жизни личности, общества, государства.
Выше было молвлено слово о спасительной соломинке Красоты, Культуры. В применении к Рериху сравнение оказывается неточным. Для него культура – краеугольный камень, прочный фундамент всего сущего в человеческих сообществах – морали, законов, государственных структур, экономики и даже финансовой системы.
Вот мы сейчас сетуем, что у государства нет денег на культуру и науку. Сначала, мол, стабилизируем финансы, а потом, может, дойдут руки и до культуры. С точки зрения концепции Рериха, мы при этом переворачиваем все с ног на голову: потому и денег нет, что загнаны в угол наука, культура. Задолго до сегодняшних наших мытарств он предупреждал: «…в темном стане по-прежнему раздаются вопли: “К черту культуру – деньги на стол” или “Нельзя заниматься отвлеченностями”, так говорится, когда люди хотят охранять творческие ценности. Даже неправдоподобно звучат такие выкрики после всех вековых наслоений культуры. Но тьма редко бывала так активна, как сейчас. Редко можно было наблюдать истинный интернационал тьмы, как в наши дни, когда черные мессы служатся по всем адовым правилам» [1, с. 229].
И вскоре повторил эту мысль в словах, которые звучат для многих нынешних политиков и упреком, и невыученным уроком: «…памятники древности во всем их очаровании будут лучшими устоями государств. Ради красоты их усилится движение на путях, ради них министр финансов найдет особо убедительные определения в своих заключениях. Ведь без преувеличения, сокровища культуры являются оплотом народа. Все строительство, все просвещение, все духовное вдохновление, вся радость и спасение нарождаются на основах культурных ценностей. Сперва опознаем и сбережем культуру, а затем и сами банкноты страны станут привлекательными» [1, с. 236].
Почему все-таки, Красота, Культура спасут мир? Да потому что они – необходимое и достаточное условие его устойчивости. Ренессанс любой национальной культуры всегда связан с осознанием народом этих ценностей. И наоборот – когда они становятся в тягость людям, когда общество «устает от классики», когда «ему чего-нибудь попроще бы», в нем воцаряется демон самораспада, и реальностью становится фантасмагория «Бесов» Достоевского. Никакими силовыми структурами невозможно остановить этот самораспад. Противостоять ему может только Культура.
Конечно, есть мировые языки, которые становятся универсальным средством общения и обмена. Но ни один из них не сравняется во всечеловеческой объединительной силе с языком культуры, искусства. Этот язык «уже много раз в истории человечества являлся наиболее убедительным, привлекательным и объединяющим. <…> Сами предметы искусства много раз являлись лучшими посланниками, внося с собою мир и дружелюбие» [1, с. 236].
Культура – великий интегратор человечества. Ее понятие «должно вызывать в нас и соответствующее понятие единения. Мы устали от разрушений и взаимного непонимания. Лишь Культура, лишь всеобобщающие понятия Красоты и Знания могут вернуть нам общечеловеческий язык» [1, с. 73].
«In corpore sano mens sana» – в здоровом теле здоровый дух. Это правило люди усвоили еще со времен римских цезарей. Но куда труднее дается нам «обратная теорема» – что физическое наше благоустройство и благосостояние находятся в не меньшей зависимости от здоровья духовного. А мерилом последнего во все века было отношение к культурным ценностям, их сбережению и накоплению от поколения к поколению. Всем творчеством, всей жизненной активностью своей Рерих проводил доказательство этой теоремы. Пакт Рериха стал венцом доказательства.
В письмах и статьях Николая Константиновича часто проводится аналогия между движением под Знаменем Мира во спасение Культуры и Красным Крестом: «Если Красный Крест печется о телесно раненных и больных, то наш Пакт ограждает ценности гения человеческого, тем охраняя духовное здоровье» [1, с. 110]. И в том и в другом случае важна работа на опережение, упреждение беды.
Надо сделать все возможное, чтобы предотвратить войну, разрушения, смерть. А спасение культурных богатств во время боевых действий – это уже следствие, необходимые, но вынужденные меры. Не случайно в ответ на предложение объявить международный конкурс на противогаз для художественных сокровищ, Рерих заметил: «…не лучше ли вообще протестовать против газов, нежели придумывать противогаз, который, конечно, немедленно будет покрыт новым губительным изобретением» [1, с. 334]. Проблема, актуальная и по сей день. Отцы многих исторических городов ищут средства индивидуальной защиты памятников архитектуры и просто памятников от разъедающего воздействия кислотных дождей, выхлопных газов, дымящих заводских труб вместо того, чтобы принимать меры по очистке городского воздуха.
Нужно, конечно, и то, и другое, но если вернуться к Пакту Рериха, важно понять: это не только поиски конкретных, сиюминутных средств спасения. Это поиски путей, философии спасения, опирающейся на всеохватное, планетарное осознание драгоценности Культуры, древо которой «глубоко проникнет во всех направлениях и будет мощно питаться лучами мировых понятий» [3, с. 90].
Отсюда – высокая символика образных средств и понятий, которой насыщено художественное и публицистическое творчество самого Рериха. Часто, говоря о противостоянии света и тьмы, просвещения и невежества, он обращается к образу Башен Света, уподобляет их маякам человечества, утверждает, что «не Вавилонская башня – символ рассеяния и разделения, но всеобъединяющая Башня Света» [3, с. 91] есть путеводитель на дороге к истине.
Кому-то этот символ покажется абстрактным. Между тем у него есть очень конкретный, очень выразительный эквивалент. В год первой конференции Пакта Рериха Николай Константинович пишет полотно «Цветы Тимура», где костры горят в горах, передавая свет от одной вершины к другой. Люди делают земное, предопределенное их властителем дело – по «огненному телеграфу» передают весть из одного края земли в другой. Сами не ведая того, что участвуют в великом духовном таинстве – передаче огня и жизни через дали времени, пространства. И возникает некий всеохватный образ эстафеты света от века к веку, от народа к народу, от одной Башни Света к другой.
Но Башни Света для Рериха – не только символ, образ. Это и реальные дела человеческие. Башни возводят люди. И надо уметь их строить. Имея в виду чисто организационную сторону движения за Пакт в защиту культуры, Николай Константинович писал одному из своих сотрудников: «…не сомневаюсь, что Вы в отношении Конференции приложите не только всю энергию, но и всю дипломатику, обтесывая камни так, чтобы они уложились в прочную башню» [1, с. 391].
Если бы Рерих и его соратники не обладали упорством и умением «обтесывать камни так, чтобы они уложились в прочную башню», их идеи могли остаться лишь прекраснодушными мечтами, благими пожеланиями. Но башня была построена. Построена в трагическое для планеты время, когда весь ход истории уже был неотвратимо запрограммирован на Вторую мировую войну.
Предлагая, например, объявить неприкосновенными исторические города, Рерих не был столь наивен, чтобы не понимать: неприкосновенность будет сметена первыми же массированными бомбардировками. Но до последней возможности отстаивал такую позицию, ибо смерть уже нависала над общечеловеческими святынями Афин и Рима, Мадрида и Вены, Парижа и Варшавы, Москвы и Ленинграда. И сетовал, что Берлин и Лондон равнодушно отнеслись к его призывам. И с надеждой откликался на весть, «будто бы Италия предложила Греции, что Афины не будут бомбардированы, если, в свою очередь, и Рим не подвергнется налетам. Если это так, то ведь недалеко и до соглашения о неприкосновенности некоторых городов. Может быть, сами события двинут естественные меры охраны мировых сокровищ» [1, с. 280]. И ставил в пример наш Новгород, провозглашенный городом-музеем.
Но до соглашения было еще непреодолимо далеко. Шел 1940 год. Пройдет совсем немного времени, и гитлеровцы ворвутся в Новгород, низвергнут во прах фрески Нередицы, разрушат памятник 1000-летию России. И сам Рерих, узнав об опоганивании немцами Ясной Поляны, напишет иные, гневные слова: «…правнуки Шиллера и Гёте, оскверняющие могилу Толстого! Сколько же миллионов лет должна еще крутиться бедная Земля, чтобы изжилась двуногая дикость!» [1, с. 283]. Боль за судьбу мировой культуры соединилась с тревогой за судьбу Родины.
Отдавая должное Брюгге, сохраняя о нем самые благодарные воспоминания, Рерих, тем не менее, связывал начало движения его имени с другой датой. С 1903 годом. А это – Россия, доклад в Обществе архитекторов об объединении сил для охраны памятников старины. У первой конференции в Брюгге в 1931 году была богатая предыстория, корнями уходящая в русскую почву.
В 1898 году известный искусствовед Д.В.Григорович, приглашая Николая Константиновича себе в помощники в Музей Императорского Общества поощрения художеств, напутствовал его: «Так мысленно и напишите над Музеем: “Храните священные предметы”» [1, с. 265-266]. Тогдашние устремления молодого Рериха посвятить себя защите культуры одобряли В.Стасов, А.Блок, Л.Семенов-Тяньшанский, Л.Андреев. А к началу Первой мировой войны он был уже признанным авторитетом в вопросах охраны памятников культуры, науки, религии, состоял в комиссиях по реставрации Василия Блаженного, по музеям Старого Петербурга и Допетровского искусства.
И аналогия этой деятельности с Красным Крестом для него самого тоже не случайна. Коллекционерам хорошо известны дореволюционные открытки с изображением Красного Креста, российской императорской короны и надписью: «В пользу общины святой Евгении». На многих из них репродукции с картин Рериха. Он был одним из инициаторов этой общины-госпиталя для неимущих, работавшего под патронажем принцессы Евгении Ольденбургской.
В 1915 году Рерих предложил Николаю II и великому князю Николаю Николаевичу принять серьезные государственные меры по всенародной охране наших культурных сокровищ. Предложение встречено сочувственно. Но… шла война, и до государственных мер императорские руки так и не дошли.
То, что в 1930-е годы Рерихи протестовали против погрома храмов в Советском Союзе, закономерно, естественно вытекает из всего образа их жизни и мышления. Но они никогда не уподоблялись тем нынешним «иванам, не помнящим родства», для которых только всевозможные ужасы сконцентрированы в советских десятилетиях отечественной истории, а все, что было до 1917 года, предстает лишь в розовом озарении. «…Ужас, происшедший в нашей Родине, – писала в 1935 году Е.И.Рерих, – явился результатом векового удушения именно мысли. Лишь близорукие и невежды не хотят видеть этой истинной причины неслыханного бедствия, обрушившегося на нашу Страну» [1, с. 457]. Подчеркнем: векового удушения.
Конечно же, это позиция и Николая Константиновича. Ибо их духовное единство в период борьбы за Пакт Рериха проявилось особенно очевидно. К слову сказать, опубликованные в данной книге письма Елены Ивановны Рерих позволяют в полной мере оценить ее выдающийся вклад в организацию рериховского движения, выработку и распространение его программных документов.
Николаю Рериху принадлежат слова: «По всей России идет тихий, мучительный погром всего, что было красиво, благородно, культурно. Ползет бескровный, мертвящий погром, сметающий все, что было священного, подлинного.
Печально, когда умирает старина. Но еще страшнее, когда старина остается обезображенной, фальшивой, поддельной.
Самомнительно и святотатственно разрешили великую задачу, связующую мудрость природы, работу времени и труды человека.
Пришел некто “серый” и решил, что все завершенное временем не нужно, что он знает лучше всех, как следует снять будто бы лишние покровы.
И так, понемногу, в тишине, громится духовное богатство Руси.
Незаметно разгромляется все то, что было когда-то нужно, все то, что составляло действительное богатство и устои народа» [4, с. 42-43].
Казалось бы, как убийственно это соотносится с тем, что происходило в нашей стране в 30-е годы прошлого века. Но… тогда уже шли громкие погромы, со взрывами архитектурных памятников только за то, что они – храмы, со сжиганием творений древних мастеров только за то, что они – иконы. А процитированная выше статья «Тихие погромы» написана Рерихом гораздо раньше, еще до революции, до мировой войны, в 1911 году.
Поводом стало обновление храма Иоанна Предтечи в Толчкове, когда были испорчены фрески, и «реставрация» Мирожского монастыря во Пскове, после которой «обваливается вся живопись и тем погибает превосходный памятник» [4, с. 41]. Но не о локальных, единичных, исключительных фактах идет речь. Само название статьи не случайно носит обобщающий характер. И выводы Рерих делает во всероссийском масштабе. Он имел на это моральное право, ибо видел все это собственными глазами в буквальном смысле по всей Российской империи.
Вот только перечислительный реестр рериховских экспедиций по ее древним городам и весям.
1894 г. Троице-Сергиева Лавра, Волга, Нижний Новгород, Крым.
1895 г. Киево-Печерская Лавра, ее пещеры.
1896–97 гг. «Путь из Варяг в Греки», Шелонская Пятина, Волхов, Великий Новгород, Святая София, Спас-Нередицкий и другие новгородские храмы.
1899 г. Псков, Мирожский монастырь, погосты на Великой, Остров, Вышгород.
1901 г. Новгородская губерния, Валдай, Пирос, Суворовское поместье, Мста со многими храмами – от Ивана Грозного до Петра Великого.
1903 г. Большое паломничество Н.К. и Е.И. Рерихов по 40 древним городам – от Казани до литовской границы. Ростов Великий, Ярославль, Кострома, Нижний Новгород, Владимир, Покров на Нерли, Суздаль. Все Подмосковье. (Помните? Именно этим годом сами Рерихи означали начало своего движения.)
1904 г. Верхняя Волга, Углич, Калязин, Тверь, Валдайские высоты, Деревская Пятина Новугородская.
1905 г. Смоленск, Вязьма, Приднепровье.
1908–13 гг. Смоленск, Рославль, Почаев, раскопки Новгородского Кремля, Днепровье, Киевщина, Подолье, Кавказ с его древностями.
1914 г. Создание мозаики и фресок Святодуховской церкви в Талашкине. За этой работой застала Рериха весть о начале Первой мировой войны.
Вот на каком всеобъемлющем материале складывается у Рерихов представление о необходимости спасать наши древние национальные сокровища, переросшее затем в концепцию спасения человечества через спасение мировой культуры. Представление драматическое и даже противоречивое.
В одном из писем Е.И.Рерих 1935 года встречаются горькие слова: «Я уже давно изменила свой взгляд на нашу пресловутую интеллигентность. Мы, русские, ужасно некультурны, социально мы совершенно невоспитанны; как мало мы знаем, как ограничен кругозор нашего среднего обывателя! И доказательством этому является наше самоедство, самопожирание, травля всего строительного, всего выходящего за пределы установленного уровня мышления! Ужас берет перед этим нивелированием, принижением по уровню отживающего сознания или по уровню мещанства невежества, мещанства духа, мещанства сердца и мещанства мысли! Душно становится на земле, ибо зараза мещанства и приниженности насытила всю атмосферу вокруг земли, низкие мысли впитываются уже с молоком матери. Истинно, величайшие катастрофы собираются над нашей планетой» [1, с. 459].
С другой стороны, она же в письме 1931 года к брату Николая Константиновича В.К.Рериху пишет о своей вере в духовное возрождение России: «…Св. Сергий вновь поднялся на защиту и строительство своей страны. Поможем Ему всем достоянием, всеми силами нашими!» [1, с. 325]. И именно на свою родину возлагает Н.К.Рерих надежды по спасению мирового наследия в коротком этюде 1941 года «Сберегите»: «Русский народ как наследник славного будущего должен стать особым защитником Культуры» [1, с. 283].
Упрощением было бы объяснить это «движение маятника» от одной крайней точки к другой, противоположной, временными разрывами между 1931, 1935 и 1941 годами. Конечно, время расставляло актуальные на данный час акценты. Но все же дело мы тут имеем не со сменой взглядов, а с тем, что философы называют диалектическим единством противоположностей.
Об этом противоречивом единстве очень точно сказал академик Д.С.Лихачев: «Мы – народ крайностей. В нас есть великое терпение, великая доброта. Но может выхлестнуться и ненависть, и дикая злоба. Народ необыкновенно работящий… И вместе с тем – какое у нас разгильдяйство, какое неуважение к труду, и к собственному, и к чужому!
Отношение к своей истории, к собственной национальности – и опять в народном сознании раздвоенность страшная. С одной стороны, глубочайшая верность историческим корням. Возьмите движение старообрядчества. Чтобы по две тысячи человек шли на костер за сохранение старины, традиции – ничего подобного в мире нет! А с другой – такое надругательство над историей, которого тоже нет в мире» [5].
Когда я спросил, означает ли это, что истинный патриотизм включает в себя любовь к тому, что в родном народе прорастает в будущее, в чем раскрываются его добрые, гуманные черты, но и ненависть ко всему дикому, темному, невежественному в своем народе, Дмитрий Сергеевич ответил: «Не совсем так. Ненависти вообще не должно быть. Нужно мудрое понимание того, что есть в реальности» [5].
Вот этим мудрым пониманием Рерихи обладали в высшей степени. И в своей миссии во спасение Культуры делали ставку на духовное, созидательное объединительное начало и в русском, и в других народах, и в человечестве. Ибо, отмечая российские истоки Пакта Рериха, надо все же хорошо понимать, что речь идет о явлении не узконационального, но международного, мирового масштаба, в котором воплотились человеческие тревоги и надежды. В деятельности Рериха можно выделить, по крайней мере, несколько общепобудительных мотивов на пути к этому историческому документу.
Уже в своих хождениях по Руси он впервые столкнулся с властью тьмы, невежеством, надругательством над исторической памятью, с «тихими погромами» древних памятников и реликвий. Дальнейшие поездки и экспедиции по государствам трех континентов привели его к мыслям о всеобщем характере опасности, о прямой ее взаимозависимости с «громкими погромами» войн, социальных и межнациональных противостояний. Не случайно именно после гималайской экспедиции в конце 1920-х годов мысли эти оформились в четкие параграфы Пакта Рериха.
Великим потрясением стала для него Первая мировая война, сообщения о том, как самые цивилизованные страны Европы в диком озлоблении разрушали на вражеской территории вечные ценности – соборы, дворцы, скульптуры, живописные полотна.
Казалось бы, люди получили такой урок, после которого охота убивать друг друга в глобальных войнах отбита у них на много лет вперед, если не навсегда. Между тем Рерих с ужасом наблюдал, как повсеместно прорастают зерна грядущей новой мировой бойни. Но это не подавляло, а – наоборот – утраивало его усилия.
Из того, что в реальности «много еще голгоф и горящих костров наполняют мир страхом и смятением» [1, с. 270], Николай Константинович делал вывод не о безысходности, бесполезности строительных усилий, а о том, что «эти ужасные знаки непрестанно будут напоминать миру о неизбежности вопросов о защите всех цветов на полях Культуры» [1, с. 270].
В утверждении того, что спасение Культуры есть спасение цивилизации, с ним были солидарны многие выдающиеся современники. Президент США Ф.Рузвельт говорил при подписании Пакта Рериха: «Предлагая этот Пакт для подписания народам всего мира, мы стремимся к всемирному применению одного из важнейших принципов сохранения современной цивилизации. Этот договор заключает в себе духовное значение гораздо более глубокое, нежели выражено в самом тексте» [1, с. 192].
Хорошо понимая, что его Пакт не в декларациях, а в виде, как он говорил, образовательного закона навряд ли восторжествует в реальности еще при жизни его поколения, Рерих обращал взор к будущим поколениям, к молодежи: «Мы-то уйдем, но вы останетесь в жизненной борьбе и превозможете многие препоны. Для вас, молодых, культурные сокровища будут истинными ценностями. Вы поймете, что эти сокровища составляют всенародное достояние. Так же, как и Родина, Культура должна быть охранена, оборонена» [1, с. 282-283]. Эти слова написаны 6 декабря 1941 года, в день начала контрнаступления Красной Армии под Москвой.
Задумываясь над тем, что происходит в современном мире, и особенно в Отечестве нашем, невольно приходишь к печальным мыслям, что не все из этих надежд оправдались через 70 лет после подписания Пакта Рериха в Вашингтоне. Его опасения насчет вандалов в новых мундирах не потеряли, к сожалению, актуальности. Но надежда на молодежь остается, как ни покажется это утверждение парадоксальным при взгляде в опустошенные глаза многих и многих сегодняшних молодых. Наваждение пройдет. Вечные истины, вечные ценности, к обороне которых звал Рерих, останутся.
И если даже сроки снова сдвигаются в будущее, это будущее у человечества остается. Остается вполне реальная мечта Рериха о том, что во всех школах планеты будет прививаться «новая традиция возвышенной и утонченной Культуры, которая так нужна в наше одичалое время» [1, с. 335]; что вместе с азбукой, арифметикой (сейчас Рерих, наверное, добавил бы и компьютерную грамоту) школьников будут знакомить с «Каталогом ценностей человеческого гения».
Остается, наконец, сверхзадача Пакта Рериха, которую сам он определил двумя простыми понятными каждому непредвзятому уму позициями: «С одной стороны, насаждая всюду Знамя Мира, мы будем, способствуя миру, вообще уменьшать само физическое поле войны. С другой стороны, вводя в школах день Культуры, мы, также внушая задачи мирного строительства, будем возвышать и утончать сознание молодых поколений, утверждая его высокими примерами человеческого творчества. Для дела, полезного миру и Культуре, вовсе не надо ждать всемирного признания. Начало общего Блага и Красоты творится во всяком размере, сохраняя свой животворный потенциал» [1, с. 81-82].
Рерих не принимал самоуничижение людей перед неумолимостью мировых событий. Ему ближе была философия известного французского ученого, считавшего, что если человек и гибнет в схватке с ломающей его бурей, как обыкновенный тростник, то он все равно выше последнего, ибо он – мыслящий тростник, а значит – способный сопротивляться и тогда, когда сопротивление кажется и даже оказывается бесполезным. Из мысли, из воли, из работы тысяч и тысяч «малых тростников» и складывается в конечном счете неодолимость Добра.
Бесценны разные его масштабы – вплоть до самых малых. А посему даже при кажущемся торжестве мирового Зла не жди, что кто-то за тебя ускорит приход всеобщего Добра. Лично твори добро, вспахивая свое маленькое поле, строя свой дом. Не будь белоручкой, умей перевязывать и гноящиеся раны. Будь внимателен и к горю, и к радости человеческой, вообще ко всему, что составляет жизнь, к самым разным ее проявлениям.
Эти заповеди, так часто повторяющиеся в письменах Рериха, не были лишь абстрактными проповедями. Они пребывали в полной гармонии с его даром объединять вокруг Башен Света самых разных людей, самые разные организации – религиозные, молодежные, женские, государственные, даже военные. И потому ему так претили фанатизм, нетерпимость к инакомыслию, инквизиторские суды над ним – как церковные, так и атеистические.
Николай Константинович радовался, когда 27 декабря 1931 года во всех храмах Нью-Йорка, а затем и в других церквах Европы, Америки, Азии было прочитано его обращение о спасении культурного наследия. И огорчился, когда это вызвало неоднозначную реакцию. «По-прежнему полагаю, – писал он М.А.Таубе, – что нет ничего плохого молиться в церквах о сохранении храмов и всех памятников духа человеческого. Я знаю, что Вы-то лично не против молитв и понимаете их глубокое действенное значение. Но, конечно, есть люди, которым каждое религиозное выступление претит. Вообще тьмы очень много, и именно она нашептывает всю предрассудочную узость сознания, разрушающую всякое строительство» [1, с. 359].
Как, думаю, огорчили бы Рериха нынешние попытки, теперь уже исходящие из церковных кругов, связать его учение с сектантством и оккультизмом! Ведь на самом деле он с ними всю жизнь боролся, ибо считал, что смысл созидания всемирен и объединителен.
Разъединение, опирающееся на невежество, ведет людей в бездну одичания, к животной жизни на скудном подножном корму сиюминутности. Объединение, опирающееся на знание, веру в разум, несет им надежду на будущее, наполняет жизнь высоким духовным смыслом: «…жить и процветать может лишь дух, способный к новому строительству и высокому устремлению» [1, с. 457]. Воистину разрушаются человек и человечество неведением – восстанавливаются надеждой. И великими объединителями, просветителями рода человеческого были и остаются Культура, Красота, ибо в конечном счете «история в своих безличных справедливых оценках делит человечество по черте Культуры» [1, с. 178].
Да, Красота спасет мир. Но при одном условии: если раньше мир спасет Красоту. Таковы смысл и цель одного из самых глубоких и гуманных движений и XX, и нового, XXI века, на «титульном листе» которого начертаны слова: Пакт Рериха, Знамя Мира. Движения, не оставляющего войнам, убийствам, погромам всего светлого и духовного никакого основания на нашей Земле.

___________________________________________

Примечания

1. Сб.: Знамя Мира. М.: МЦР, 2005.
2. Орлова Т. В далеком Брюгге мост Зеркал… // Тур-курьер. – 1995, № 2. – Март.
3. Рерих Н.К. Стража Матери Мира / Культура и цивилизация. М.: МЦР, 1997.
4. Рерих Н.К. Берегите старину. М.: МЦР, 1993.
5. Смирнов К. Русский характер, каким он видится Дмитрию Сергеевичу Лихачеву в контексте древней и современной истории // Новая ежедневная газета. – 1994, № 189. – 5 октября.